Синтаксис и т.п.

Рассмотрим некоторые явления морфологического плана вместе с синтаксическими. Речь о том, что из употребления выходят многие формы - и соответственно вместо них в большинстве случаев начинают употребляться длинные синтаксические конструкции.

1. Из форм имени остались лишь в некоторых застывших оборотах сопряженная форма и формы с местоименными окончаниями. Вообще же вместо них используются обороты с предлогами.

2. Из форм глагола исчезли и заменились следующие:

• формы с местоименными окончаниями - на глаголы с предлогами после них;

• инфинитив с предлогами, отличными от "ле-", - на придаточные;

• формы женского рода, кончающиеся на "-на", - на формы мужского рода;

• повелительное наклонение - на будущее время.

3. Возникли конструкции, которые невозможно объяснить с точки зрения академической нормы, - просто цепочки имен безо всякой грамматической связи между ними.

Впрочем, это явление можно истолковать и так, что смихут превратился в сочетание двух имен или двух в свою очередь сочетаний - первой частью смихута теперь не обязано быть слово в сопряженной форме, а может быть и слово в словарной форме, и другой смихут (такой же модернизированный), и сочетание существительного с прилагательным.

Тогда частным случаем этого явления можно считать упомянутое нами выше исчезновение разницы между сопряженной и исходной формами слова. И как продолжение той же идеи предстает получившая распространение постановка артикля перед смихутом - смихут теперь имеет право использоваться так же, как обычное имя.

4. Глагол

в значении "существовать", "иметься" перестал согласовываться со своим подлежащим.

5. Выходят из употребления формы множественного числа женского рода у различных частей речи.

Выводы

1. Заметим мимоходом, что перечисленные явления - это несомненные признаки пиджинизации языка. Примитивизация структуры проглядывает и в лексике, и в фонетике, и в письменности, и в морфологии, и в синтаксисе.

Специфика ивритского пиджина только в том, что он возник на основе не двух языков - туземцев и колонизаторов, - а одного. Все люди, приезжавшие в Израиль, учили один язык - иврит. Но и язык этот был не вполне разбужен после 2000-летней спячки, и люди не обладали то возможностями, то желанием изучать его как следует. В результате мы имеем то же, что и в случае с пиджинами: выросло поколение детей, у которого родным языком является средне-недоученный.

Если тенденции, перечисленные нами, сохранятся, то через поколение-два возникнет язык, лишенный всяческих закономерностей, изучать который будет очень легко: как ни скажешь, все правильно. Этот язык не будет ивритом. На этом языке будет невозможно написать энциклопедию или поставить пьесу. Иврит в обычном понимании будет впору восстанавливать заново.

2. Однако не этот вывод был целью нашей статьи. Мы искали ответ вот на какой вопрос: какой норме - академической или обиходной - надо следовать при составлении словарей и при преподавании иврита. А для этого надо было прежде всего сформулировать, что же такое обиходная норма. И мы видим, что сформулировать это невозможно. Потому что:

• слова, по происхождению и структуре относящиеся к одному типу, подвергаются "расползанию" в разные стороны. Следовательно, взяв произвольное слово, невозможно сказать, как оно будет выглядеть по новой норме. Почти каждой тенденции соответствует тенденция противоположного направления. Если у всех этих тенденций и есть какое-либо общее направление, то оно - к пиджинизации;

• для каждого слова, вроде бы отошедшего от академической нормы, сохраняется два, а то и три варианта. Человек, который отходит от академической нормы, говоря [мекир], соблюдает ее в слове [мерим] - и наоборот. Варианты [штей банот] и [шней банот] могут употребляться одним и тем же человеком;

• некоторые конструкции, возникшие в обиходном иврите, невозможно записать, не входя в противоречие с правилами письма, которые соблюдаются до сих пор. Например: [канес!], [ани яавод], [шмонаат алафим];

• перечисленные здесь отклонения от академической нормы неоднородны по культурному уровню говорящего. Например, произношение [литфор] практически общепринято, а [шобер] считается малокультурным. Впрочем, неизвестно, как это соотношение изменится через несколько десятков лет;

• позиция преподавателя должна быть последовательной в отношении всех аспектов языка. Если мы преподносим форму [мекир] как рекомендуемый вариант, то мы должны с презрением относиться к местоименным окончаниям имен и к словам, обозначающим пять пальцев.

Единого описания обиходного иврита нет и быть не может. Есть широкий спектр, на одной стороне которого литературный иврит со словами и формами, которые сегодня можно встретить только в поэзии, а на другой - иврит уличный, исковерканный и недоученный, противоречивый и небрежный, обходящийся минимумом слов, из которых половина - междометия арабского происхождения. Выбрать из этого спектра последовательным образом некий стиль, описать его и начать преподавать - очень сложно.

Единственной разновидностью иврита, которая поддается описанию и способна выполнять все функции языка, на сегодняшний день является академическая норма (или близкий к ней стиль).

Поэтому при составлении словарей, на наш взгляд, можно давать любые варианты, но среди них обязательно должна быть академическая норма и обязательно должно быть отмечено, какой вариант к какому уровню относится. А в словарях, переводящих на иврит, - и насколько употребителен каждый вариант.

Мы настаиваем, что академически правильный иврит (во всем, начиная с лексики) является одним из употребительных вариантов, потому что он используется как минимум в дикторской речи, в публичных выступлениях и в письменной речи (если при письме без огласовок различима разница между уровнями языка). Даже в разговорной речи академический вариант встречается: в большинстве слов всегда, а в некоторых - в речи некоторых людей.

3. При преподавании иврита основной вопрос - рассказывать ли правила и закономерности или скрывать их от ученика. В пользу скрывания приводится тот аргумент, что в современном иврите они перестали соблюдаться.

На самом деле изменения в иврите, несмотря на их бессистемность и чудовищность, затрагивают только отдельные моменты. Что еще более важно - они могут быть сформулированы в терминах тех же правил. Но если пройтись по нашему виртуальному учебнику, то там не найдется ни одного правила, которое в современном языке потеряло бы актуальность. Даже правила о присоединении однобуквенных слов, которые вроде бы наиболее регулярно вымерли, все равно работают в громадном количестве устойчивых оборотов.

Если мы ставим задачу обучить человека именно обиходному языку, не показывая ему ни литературного языка, ни правил, то мы обрекаем его на изучение долгое, тяжелое, приблизительное и некачественное. При этом контингент носителей языка будет постоянно пополняться людьми, относящимися к языку с неприязнью и стремящимися переделать и ограничить его на свой неповторимый манер.

Человек, изучающий язык по принципу "как говорят вокруг", в конечном счете изучает по принципу "как послышалось", - это показано нами выше на примере [сгор!] и [фтах!].

В обычных странах большинство носителей языка говорят на нем на протяжении многих поколений, а влияние иммигрантов, не чувствующих язык, минимально. В Израиле большинство жителей столкнулось с ивритом впервые (либо их родители столкнулись с ивритом впервые), и это же большинство стало диктовать нормы языка.

Если же мы обучаем сначала "правильному" ивриту с огласовками, то мы делаем это вовсе не для того, чтобы ученик всегда говорил на "правильном" иврите и всегда писал с огласовками. Мы в первую очередь воспитываем в ученике чувство языка - чтобы он перестал восполнять отсутствие ивритской интуиции той интуицией, которая основана на его родном языке. Чтобы он заговорил на иврите, а не на русском, слегка переведенном на иврит.

А после этого он сможет продолжать в любом нужном ему направлении. Захочет - освоит литературный язык (чего боятся многие израильтяне, не желающие уступать репатриантам свои рабочие места). А захочет - сам поймет, чем обиходный иврит отличается от нормативного.